— Да я понимаю, Вячеслав, только ведь Софьи сейчас и в стране нет, за границей отсиживается.

— Вот и я думал, что за границей, Олег Филиппыч! — с нажимом отвечал Левченко. — Планы под это дело строил. А потом добрые люди подсказали, что дома Софья Пална, в Старогорске! У тебя, Олежек, под носом! — Левченко понемногу закипал, хоть и пытался еще сдерживаться — ярость клокотала где-то внутри него. И Олег понял, что не ошибся: будет и разнос. — А узнаю я об этом в последнюю очередь! От мента паршивого узнаю, а не от тебя!.. Прекрати коньяк, как водяру хлестать! — Памфилов и Димка, которому эта вспышка ярости была предназначена, вздрогнули. Олег Филиппович устало прикрыл глаза, а Димка сжал челюсти. Терпел. Вячеслав бесновался дальше. — С тобой как со взрослым мужиком пытаешься разговаривать, в дела посвящать, но гены, видно, папашкины мне все равно не вытравить! Пьянь подзаборная! Сопляк!..

— Я не сопляк! — едва слышно, неровным от волнения голосом, ответил Димка.

Левченко, раскрасневшись от злости и закладывая под язык очередную пилюлю, все еще не сводил тяжелого взгляда с племянника:

— А кто же ты? — довольно насмешливо спросил он.

Димка резко вскинул глаза на дядьку, и секунд десять Олег наблюдал, как они друг на друга смотрят: Димка — еле сдерживаясь от обиды и немой ярости, и Славка — с презрением, в позе вечного победителя. Димка как всегда не выдержал первым: метнулся к двери, налетев по дороге на кресло и чуть не уронив торшер. Шел он очень нетвердо.

— Сопляк и есть… — горько заключил Вячеслав тому в спину.

После вечеринки в Никольском переулке Кира не звонила ни разу. Женя давно привыкла, что подруга появляется и исчезает внезапно — жизнь у Кирюши была насыщенной, не то, что у нее.

Муж уже несколько дней, как уехал в командировку. До его отъезда Женя несколько раз порывалась рассказать о встрече у подъезда с незнакомцем, но всегда что-то ее останавливало. Она не решалась. Лишь иногда принималась исподтишка наблюдать за ним, примеряя на него роль Катиного убийцы. Но тут же с ужасом гнала от себя эти мысли, а потом полночи не могла уснуть.

После отъезда Сергея мало что изменилось. Сутками она просиживала в библиотеках, доводя до ума кандидатскую и, кажется, глухая боль начала потихоньку отступать. Она стала спокойнее относиться к обществу сослуживцев и перестала плакать без причины. Единственное, что заставляло Женю нервничать, так это страх — или надежда — встретить у подъезда того незнакомца, которого в прошлый раз спугнула Кира. Надежда, потому что Женя была уверена, что он сказал ей не все, что хотел; а страх — потому что она боялась ему поверить.

Еще Женю сводила с ума необходимость каждый раз после работы приходить в пустую, давящую тишиной квартиру. Она включала телевизор погромче, доставала распечатки статей и монографий и, обложившись ими, заставляла себя работать. И так пока не сморит сон.

В один-то из таких вечеров и раздался телефонный звонок.

Звонок был характерным — междугородним — и Женя страшно удивилась: кто мог звонить ей по в такой час из другого города? Ну не Сергей ведь из своей командировки, в самом деле? Сергей и с работы-то никогда не звонил… А подняв трубку, растерялась еще больше:

— Доченька, это я! — услышала она бодрый и даже веселый голос матери. — Весь день вам звоню-звоню, думаю, почему трубку никто не берет — выходной ведь! А у нас здесь красота: море, как парное молоко! Я вам и подарки уже купила… И звоню напомнить, что возвращаюсь второго числа. Сереженька меня встретить сможет? Ну что ты молчишь? Рассказывай, как у вас дела — с кандидатской что? А Катюша ведь уже вернулась из командировки? Как у нее с Дмитрием дела — она мне ничего не рассказывает!..

Женя не знала, что ответить. Со дня Катиных похорон она не раз воображала себе этот разговор, но таким она его представить не могла. А последняя ее фраза — про Катю — и вовсе заставила усомниться в реальности происходящего.

— Мама… а Сережа тебе разве не звонил? Последние недели две? — осторожно спросила она. В мыслях мелькнула догадка — шокирующая, на первый взгляд, но, зато, все объясняющая.

Ответ она уже знала. Может, Сережа и звонил, но не сказал о Катиной гибели. Только почему? Побоялся за мамино больное сердце? Или за свою нервную систему?

«В голове не укладывается, — лихорадочно думала Женька, не чувствуя, как по щекам опять катятся слезы, — он столько времени позволял мне думать, что мама меня бросила! Ну, допустим, он действительно струсил признаться маме, что Катя погибла, но почему он мне — то не сказал, что не звонил ей? Почему не предложил позвонить самой? Чудовище… Ненавижу его… видеть его больше не могу…».

— Звонил! Где-то неделю назад звонил. Говорит, ты вся в науке, так что просил меня тебя не беспокоить. Да и не беспокоила бы… — голос у матери друг стал менее веселым и даже тревожным. — Ты мне скажи, что с Катюшей? С Дмитрием она поссорилась, что ли? Три дня назад звонит мне и ничего толком объяснить не может — рыдает в трубку и все… я так и не поняла в чем дело — знаешь ведь, из нее все клещами вытягивать надо…

Глава 13. Свидетельство о смерти

Москва

Чем кончился разговор с матерью, Женя помнила смутно. Она уже положила трубку и несколько минут сидела, словно в ступоре, а когда отошла, снова посмотрела на телефон. Был ли он вообще, этот разговор? Или он Жене послышался? Слишком уж много в этом разговоре было нелепостей: Сережа не сказал маме о смерти Кати. Кто-то звонил маме, представившись Катей, и плакал в трубку. Зачем?.. Женя даже ущипнула себя за руку, надеясь, что сейчас проснется, но — нет. Она не спала.

Домашний телефон был без определителя номера, так что проверить был ли звонок на самом деле, Женя не могла. Она посмотрела на руку, в которой только что, как ей казалось, она держала телефонную трубку — рука затекла. А на ладони отпечатался след. Слишком уж сильно Женя сжимала эту трубку.

— Я схожу с ума, — вслух произнесла она. Почему — то Женя не паниковала, ей это даже показалось забавным:

— Хорошо, что у Кирюши есть знакомый психиатр…

Плохо понимая, что она делает и зачем, Женя бросила в прихожую искать мобильник, напрочь забыв, что он лежит на столе. Неловкими от перенапряжения пальцами она пролистнула записную книжку телефона, отыскав номер Киры: быстро и не раздумывая, она набрала номер. Трубку подруга сняла не сразу:

— Жень, перезвони позже, — недовольно буркнула она.

— Кирюша, ты представляешь… я сошла с ума! — Выпалила Женька и в подтверждение нервно хохотнула. — Мне только что привиделось, что я разговаривала с мамой, и она сказала, что три дня назад ей звонила моя сестра. Которая погибла.

Подруга долго молчала, а потом осторожно поинтересовалась:

— Женечка, ты точно трезвая? Ты не уверена, что говорила с матерью, или что она сказала про сестру?

— Я не знаю! — нервно крикнула в трубку Женя и тут же разрыдалась — громко и отчаянно: — я ничего не знаю и ничего не понимаю! Ты можешь приехать?

— Женя, тише-тише, — уговаривала по телефону Кира, тоже, кажется, испугавшись, — Салтыкова нет, как всегда? Я сейчас приеду… Ты пока попробуй перезвонить матери и просто уточни, что она имела в виду.

— У меня нет ее телефона!

Жене снова захотелось смеяться, хотя ее по-прежнему трясло от рыданий. Время до приезда Киры показалось ей вечностью, за которую она успела выплакать все глаза, потом успокоиться и даже успеть раскаяться в своем позднем звонке подруге. Приехавшая Кира застала ее совершенно спокойной — подействовала, наконец, лошадиная доза новопассита — апатичной и неразговорчивой. Женя уже внушила себе, что она просто не так поняла маму — придумала себе черт знает что…

— Ты еще хорошо держишься, Женька, — то ли констатировала, то ли приврала Кира, — я бы на твоем месте — с твоей «тактичной» мамашей и твоим мужланом-Сережей точно умом бы двинулась. Он хоть понимает, что с тобой происходит?